Шуршала осенью листва, 
горели пламенем Отчизны, 
поэты рылись в смысле жизни,
 а получали 42.

Кто выжил помнили едва,
каков вопрос и все такое. 
Мы наш, мы новый мир построим,
 где 6х9 - 42.

все будет только пользы для
философов и психиатров, 
и будут новые эскадры, 
чтоб 42 начать с нуля.

Топчу-рублю траву-дрова
в отдельно взятом огороде,
капитализм построен вроде.
Москва 2042.
 

Я памятником был, я памятником буду.

Не вечен камень, пусть.

Не просто так я был тем бамианским Буддой,

я стал талибам оскорбленьем чувств.

Я статуя тогда, я статуя потом…

В эпохах растворюсь и воплощусь,

Я пионером был и девушкой с веслом

не просто так, а для эстетов оскорбленьем чувств.

Да, я был в бронзе, был в граните, в мраморе,

но притаился в гипсе обломанный мой ус.

И вот сапог шагает с барабанами

за справедливость. А находит оскорбленье чувств.

Я памятником был и был бы вечным,

если потомки мир спасли величием искусств.

В Олимпии когда-то служил я в храме Зевса,

разрушен по причине: оскорбленье чувств.

Я отраженье созданное вами,

предмет без чувств, я истукан.

Но слышен звук шагов, и обморок у Анны.

Ты звал меня? Дай руку, Дон Гуан.

Пишите, друзья, сие безопасно,

нам предки велели марать бересту,

не бойтесь назвать зеленое красным,

от этого рейтинг и райдер растут.

Пишите, друзья, сие безопасно,

никто ведь словам не верит давно,

дошел репортаж до уровня сказки,

наука стрижет словами бабло.

Лети моя песенка, песенка, песенка.

Песня, которой не верит никто.

Скачите, друзья, по древу мысью,

пишите романы, посты в соцсетях,

слова нам даны - скрывать свои мысли,

и в первую очередь от себя.

Споемте, друзья, и выпьем без меры,

Не важно, что утром болит голова.

А пряники все раздаются по вере,

а правда? А правда - только слова.

Лети моя песенка, песенка, песенка.

Песня, которой не верит никто.

Не верьте поэтам, смотрите «про это»,

не верите в это - смотрите про то,

Снова утро. Снова внезапные будни.

Ветрено. Серо. Угрюмо.

И бредут по дорогам костюмы,

а в костюмах спящие люди.

Любоваться бы чудом рассвета,

а не тупо смотреть под ноги?

Но летят стреноженно кони,

на которых пальто надето.

И потом у станка и мартена

тело сменит одежду на робу

и попросится внутриутробно:

«Разбуди, когда кончится смена».

муз. Олег Волос

Представь, очистится земля

от лжесвятых и от паскуд.

Мой друг, не спрашивай: когда?

Когда-нибудь, когда-нибудь.

И Вифлеемская звезда

волхвов опять потянет в путь.

Не вопрошай меня когда?

Когда-нибудь, когда-нибудь.

До слез всех вдов и матерей,

возможно, боги снизойдут

в земле князей и кобзарей.

Да, снизойдут, когда-нибудь.

Ты ждешь простой ответ: когда?

Я все пытаюсь улизнуть:

Наверно да, возможно да…

Когда-нибудь, когда-нибудь.

Но безразличен мир мирской

там звезды вешают на грудь.

Вложи звезду в ее ладонь

Когда-нибудь, когда-нибудь.

Ходят дети
по планете,
Ищут дети
На халяву…

Неужто  еще верить в слова,
Припев отлажен, всё  ла-ла-ла 
Кумиры отцов  шагай-валяй
Вот Revolution №9.

Ходят wow,
Могут wow,
Ходят дети – 
Wow wow.

Wow!  Крестовый поход детей,
Для них игра с запасом смертей,
Но wow-крутыми им не стать
На уровне Бойня №5.

Ходят дети
по планете,
Ищут дети
На халяву…

А на холме сидит чудак, 

этот чедак все сделал не так,

но дети идут и дети отыщут

радиохолм с номером тыща.

Причастные: Курт Воннегут,  The Beatles,  В. Пелевин,  А.Макаревич.

Как выглядит память?
Монументом-камнем
«Погибшим в Афганистане…»
или в том же Афгане
каждым, каждым облитым камнем
точно так же,
как на Мамай кургане,
но без изваяний
и без названий:
американцам, афганцам и русским
точно так же,
как и под Курском
или в Хатыни,
хотя неизвестно кому и поныне,
то ли евреям в песках Палестины,
то ли арабам в Иерусалиме.
Как выглядит память?
Монументом-камнем:
«От верных рабов господину Хеопсу»,
камнем-надгробьем «Так рано усопшим…»,
мусульманам в небе Нью-Йорка
2 небоскреба-обломка,
«Природе от Рериха» - камни в раме,
костелом, мечетью храмом –
богам. А может целым народам?
А может Рериху от Природы?
Планетой Земля – самым, самым камнем,
т.е. погибшим в войне Таукитянам.
Как выглядит память?

И сознанием нас не обидели,

и глупее предков не стали.

Смотри – океан мыслителей,

только мыслящих          

          не хватает.

Проще, чем осенью листья,

«Душа» с языков слетает,

Она то поет, то томится,

но душевности

         не прибавляет.

И в нашем «добре» пользы –

не больше, чем в сахаре – соли.

Мы, «добро-желатели» и «добро-вольцы»,

всего-то желаем –

         воли.

Мы кой-чему научились,

но по-прежнему жаждем чуда.

Очередной сценарий второго Мессии.

Кто сыграет

         второго Иуду?

И в этих сентенциях -те же изъяны:

умный я, а они - тупицы.

Примеряем маску "омарахайяма"

на себя.

   Не на третьи лица.

Ходим-бродим
недолюбы,
недолюди,
ходим-бродим

от привычных переборов
до статичных перепутий.

Ходим-бродим
себяфилы,
себяфобы,
ходим-бродим

от желанного «могли бы»
до жеманного «еще бы».

Маски-мысли
на лице,
под лицом
и подлецами

называемся не мы ведь,
что должно быть, то не с нами.

Растопыриваю
перья,
я - такой же,
значит первый!

над руинами империй -
Бог под маскою безверья.

Не навреди! - Мы знаем точно,

все в круге вертится порочном,

но даже шествуя парадом,

мы вечно будем одиноки,

чтоб не вредить тому, кто рядом.

Не обмани! - Призыв без толка,

ведь люди все друг другу волки

или друзья? Когда столкнутся.

Мы лучше будем одиноки, -

не обмануть, не обмануться.

И не убей! - Уж это точно -

раскольниковский круг порочен, -

скорей безумного мытарства,

нам не пропасть по одиночке, -

нас в стадо гонят государства.

Не измени! - Не обещаем,

посуду бьем, сидим за чаем,

и жалуемся: все безвкусно.

Так одиночество бывает

щитом от проявлений чувства.

Так что ж ты хочешь от меня,

когда я сам не знаю кто?

Я просто вышел и гулял,

как тот облезлый в марте кот.

А на дворе давно июль,

все сроки вышли, теребя

одну немыслимую дурь:

Чего ж хочу я от тебя?

Так что же ты во мне нашла?

Я сам себя не смог найти,

я просто вышел подышать

и не вернулся на круги…

Зато квадраты бьют чело,

и это право же смешно,

что у квадрата за углом

узнаю, что в тебе нашел.

Так что ж ты хочешь от меня,

поскольку нечего мне дать?

Что плохо или хорошо

никак не смог я разобрать.

С того желанья под откос

давно пустил я и не зря,

остался лишь один вопрос:

Чего ж хочу я от тебя?

Так что ж ты хочешь от меня...?

Плети паутину

с материнской заботой

стели ее мягко

в залах и спальнях

внукам и детям

платком оренбургским

прозрачней, чем песня

легче, чем воздух

для путников смелых

костром среди ночи

для дальних и близких

шалью пуховой

для мух нечистотных

для кровососущих

мотыльков беззаботных

сладкой дремотой

из «перестарались»

из «недосказали»

из лески и лести

стали и славы

плети паутину

с материнским инстинктом

стели ее мягко

пусть помнят о жизни

Накормили сытого,

напоили пьяного,

вымыли умытого,

день прожили заново.

Рассмешить веселого

проявили рвение.

Что бы сделать нового?

Скучно? Без сомнения.

зайцы только зайками,

наплели напраслины,

голосуя лайками.

Мыслили цитатами.

Хаты - "хаты-с-крайностью".

Выбрали богатого -

честного, кристального.

Терпим, но не любится,

лепим всё горбатого.

Что у нас не сбудется -

мы ж не виноватые.

И шута шутейного

на экране жаждали.

Что бы сделать дельного?

Может пива, граждане?

Ось тела - вертикаль,

а руки - горизонты,

в системе плоскостей Декарта,

гвоздям в запястьях выглядеть - продольно.

Вот ось на ось, как кость на кость,

где точка О сольется с телом,

неужто центра не нашлось

другого, для нее - Вселенной?

Определивши east и west

(как будто "крест ", побитый "пикой ")

сплетеньем тез и антитез,

но не дарящего посылкой.

Философ смотрит на Восток,

технарь на Запад строит глазки,

а посредине я и лукоморский кот,

по кругу - то поем, а то читаем сказки.

А в голове звенит Зенит,

к Надиру тянет печень -

какой болван соединил

великое с земной предтечью?

И правым быть, чтоб вправо взять

(не "правым", а аполитичным),

и через левое плечо плевать

в того, кто там стоит - несимпатичный.

Стрелой дорога режет даль

вперед до горизонта,

Рвать фотографии,

рвать кожу,

рвать всё, что невозможно

не рвать. Струны и письма,

в чём нет больше смысла,

ткани штанишек тесных,

рвать песню и песней,

казалось бы кровью,

но чаще до боли

родным алкоголем,

вместе с закуской:

три занюха по-русски,

мозги пареные – на второе,

на десерт – лицо заливное

под мордобоем.

Искать в ногах правду –

коль голове не спиться,

вырвать страницу

и целые главы,

строки, параграфы, файлы

удалить из корзины,

чтобы забыться

хоть наполовину.

Я удаляю фетиши.

Тише.

Говорят, время лечит

души.

Желудок стал крепче.

Слышишь?

А песен не меньше.

Слушай!

Кожа срослась.

Видишь?

Ткани купились новые.

Я обращаюсь к тебе, слышишь?

К тебе,

чьи фотографии порваны.

Там 
за пятым углом наливают в стакан,
где уж нам дуракам,
сидеть за столом.

Там 
за пятым углом кто-то ставит капкан, 
где уж нам дуракам, 
промышлять под мостом.

Там 
за пятым углом считают валюту 
и выглядят круто, 
а мы ни при чем.

Там 
за пятым углом политический план, 
где уж нам дуракам, 
рваться на трон.

Там
за пятым углом гибнет в постелях 
вендиспансеров 
сексгарнизон.

Там 
за пятым углом изучают ислам, 
где уж нам дуракам, 
хвастать умом.

И 
откуда мне знать, 
почему я пою 
в своем пятом углу, 
дайте же знак 
мне дураку.
 

Я могу выдать ритм, словно DJ  ,
Еще не рэп, но уже почти джаз,
но откуда звучит этот романс-
послушай, ямщик, не гони лошадей.

Я могу поменять коня на HARLEY
и стать настоящим American boy,
но шепчет внутри какая-то кровь:
послушай, ямщик, не гони лошадей.

Эй! дружище, со мною чашу испей,
и подвинься, сядем на козлы вдвоем,
чтобы упиться быстрой ездой,
ямщик, я плачу, гони лошадей.

Гони до трактира, словно жокей,
мы закончим дуэтом свой бешеный кросс,
кондуктора песней - «Постой, паровоз» 
и романсом - «Ямщик, не гони лошадей».

Господин Явлинский
поет на английском
и именем твоим печатает списки.

Змей в Эдеме,
сидя на древе,
плотью твоей искушает Еву.

Для сэра Ньютона
мы откроем законы,
что падает масса не далее кроны.

Все, что могу, отдам для тебя,
вот только не могу уберечь от червя,
я стала бы клювом, стала бы дустом,
чтоб ты было красивым, ты было  вкусным.

Даже Рим не вечен,
и гусь кончит печкой,
а ты будешь в нем, заменяя печень.

Матрос в стельку пьяный
станцует твое танго,
чтоб стало молодильным ты отцу Ивана.

Всё, что смогу, отдам для тебя,
вот только не могу - уберечь от червя, 
набирайся силы и жирным шрифтом
наше имя напишут на банке с  повидлом...
 

Когда настанет час подсчитывать победы,

и от металла стонет праздничный мундир,

тихонечко, в углу, подобный привиденью,

среди гостей сидит победоносец Пирр.

Когда настанет час для жертвоприношений,

когда воздвигнут статуи капризнейшим богам,

тихонечко, в толпе, с неясным побужденьем,

паломник Герострат войдет учтиво в храм.

Когда костер согреет всех вокруг сидящих,

в чем славен и повинен изгнанник Прометей,

красавица Пандора, сев на пыльный ящик,

томима любопытством, чествует гостей.

Какая белая дама на черном коне,

Какая черная дама на белом коне,

Я хотел бы их видеть на зебре верхом -

Вдвоем.

Какое белое поле под черным слоном,

Какое черное поле под белым слоном,

Столкнуть бы их лбом на поле одном -

Вдвоем.

Какое Черное море и белый пароход,

Какое Белое море и черный пароход.

Пусть они бороздят Балатон иль Гурон -

Вдвоем.

К чему это все? Да так ни к чему.

Ни черный, ни белый я флаг не сошью,

Но мы встретим вдвоем стихию одну -

Весну.

Стрекотал кузнец зеленый на зеленом на лугу
про зеленую невесту и зеленую тоску.
На зеленом, на песочке да зеленая вода -
то на нашем бережочке, ой, вода да зацвела.

    Какое все зеленое,
    какое все красивое,
    зеленое, зеленое
    уму и сердцу милое.
    В твои глаза зеленые
    до головокружения
    смотрел бы я как в озеро
    на мира отражение.

Разрисует мать зеленкой от ветрянки малыша,
а у нас тоской зеленой разрисована душа,
что молодо - то зелено, хотя возможно - но,
что оттого, что молодо в душе не зелено.

   
    Какое все зеленое,
    какое все красивое,
    зеленое, зеленое -
    уму  и сердцу милое.
    По маленькой, по маленькой
    налей, налей, налей,
    мы посидели славненько
    с тобой зеленый змей.

Горячая жидкость в венах играет,
питайся хоть чаем, питайся хоть спиртом,
у вас в жилах кровь течет голубая,
но это, увы, не понятно вампирам.

А мода меняет свои измеренья,
а нравы меняют координаты,
он гордится своим голубым поведеньем,
но это, увы, козе не понятно.

Я ультрамарин и белила смешаю -
от синих глубин до белого неба,
у каждого есть мечта голубая,
понятно ежу- какое мне дело.
 

То ли от загара, то ли от мороза,
то ли от угара, то ли от невроза,
то ли от очень быстрого кросса
что-то случилось с цветом носа.

То ли кто укусил, то ли мошка влетела,   
то ли чешется нос к известному делу,
то ли сегодня похмельное утро,
то ли меня одолела простуда.

И вроде не спал в свекольном салате,
и вроде бы нос не в губной помаде,
и вроде не совал в дела чужие,
и вроде по нему вчера не били.

И вот он вопрос, но нету ответа,
почему для прыща места лучше нету.
Но говорят, что это примета,
так пойте носы красного цвета.

Ты ушла в себя  - 
                             но себя не нашла,
он  вошел  в тебя – 
                             но тебя там нет,
а то, что болит - неужто душа?
Мой друг ее купит за пару монет.

Ты бы вышла из себя -
                      но тело любит уют,
он ушел от тебя -
                     не первый ушел,
так возьми свою кровь, распишись вот тут,

мой друг в этом деле знает толк.

Мой друг бы уснул, да не может уснуть,
мой друг бы поел, да потерял аппетит,
хоть он циник, и скептик, и хитрый плут,
так что же тогда его тяготит?
 

Я танцующий монарх от зари до зари,
и мне смотрит жадно в рот,
в поисках спасенья, в поисках любви
мой великий народ.

И я должен повергнуть в пух и прах
всех  врагов земли,
верьте мне, я танцующий монарх,
во имя святой любви!

Я сегодня казню любимого пажа -
он слишком близок  к столу,
я уверен в том, что народ мой скажет:
"Это там видней наверху"

Отчего же тогда так полны
страхом глаза твои?
Смерть в мирное время, пир во время чумы - 
верь мне во имя любви!

И что же ты стал, не сделав шаг,
Гадаешь ”быть иль не быть “,
бессилие сомнений растанцуй монарх
во имя святой любви!
 

Отдыхая от праздных дел,

Сея разумное, доброе, вечное,

по времени быстротечному

бороздою прошел, кто как сумел,

чтоб ростками сквозь годы рассечь его.

И посеяв ветра злак,

захотелось вырастить бурю,

что со временем всех разбудит,

но вырос просто нелепый сквозняк,

что так нудно и тошно дует.

И не ставя ребром вопрос,

как делить урожай поровну,

мы в новую борозду

сыпали весело соль на хвост,

которая вышла пеплом на голову.

И пустив невзрачный побег.

из прикрытия пышных тряпок,

возможно, кто-то станет плакать,

что мы сеяли белый снег,

а выросла просто нелепая слякоть.

В  поисках мысли 
в песках и мыле,
из пробеганных книг
и прочитанных милей
выросли вмиг,
воздушные замки  
сами 
о землю били.

Жалко.
Время упрямо -
впереди - гора, сзади - яма,
а веревка выдержит
долго едва ли
не более чем на час смотрим устало вдаль,
тем более, когда на себя столько взяли
враз.
Жаль?..

Но из дальних краев,
обгоняя время,
входят в дом добрые феи,
из несбыточных снов -
Вера, Надежда, Любовь.

                      ВЕРА.

Если бы я верил во все - 
                          я бы не взял в руки камень,
Если бы я не верил тебе -
                                   я бы не спел ни стиха,
но без особенной веры, мне предлагают исправить 
то, что напутали с распятием Христа.

Среди набитых общих фраз 
и строк,  что уши всем прогрызли, 
чтоб отразить конкретность мысли, 
живут слова в любом из нас.

Будь ты пропащий человек 
будь ты искуснейший мыслитель, 
в цепи обычнейших событий, 
одни слова  в душе  у всех.

Уверьте хоть весь белый свет 
что гимны будут так прекрасны, 
но все слова уйдут напрасно, 
коль в сердце им ответа нет.

Родившись вдруг из чьих-то уст, 
и отразившись в судьбах наших, 
слова из безвести пропавших 
восстанут резонансом чувств.
 

Надо, братцы, много мне успеть,
Ох, судьба моя тому не рада,
Надо быть мне там, надо быть мне здесь,
И кругом всё надо, надо, надо.

Надо знать - мне быть или не быть,
Ведь живу зачем-то я на свете,
Вот бы это надо к черту отменить,
А пока что мы за всё в ответе.

Надо, надо - слышится кругом,
И иметь всё надо к сожаленью,
Надо б это надо оставить на потом,
А пока что надо мне терпенье.

Надо, братцы, много мне успеть,
Песню эту подарить в награду,
Надо жизнь прожить и надо умереть,
И чтоб вспомнил кто-то тоже надо.